ІСТОРІЯ

Арсеній Тарковський: «Родною землей для меня всегда была земля украинская…»

У відділі рукописних фондів і текстології Інституту літератури Національної Академії наук України (фонд 137) зберігаються три листи Арсенія Тарковського (поета й перекладача, одного з найвідоміших уродженців Єлисаветграда), адресовані його доброму приятелеві Максиму Рильському.

Перший датовано 1948-м роком; ідеться в ньому про справи суто професійні, видавничі й перекладацькі, а ось два наступні (1962 і 1963 років) мають безпосередній стосунок до «малої батьківщини» Тарковського, сповнені зворушливих ліричних зізнань у любові поета до Міста його юності й до хутора «Надія». Власне, Арсеній Олександрович, як ми можемо пересвідчитися, усіляко намагався допомогти онукові драматурга Андрієві Тобілевичу зберегти хутір від нерозумних «перепрофілювань», тому й звертався до Рильського по допомогу.
Ось ці два листи.

Лист перший

18.ХІІ.1962
Глубокоуважаемый Максим Фаддеевич! (так в оригіналі. - В. П.)
От всего сердца благодарю Вас за прекрасный Ваш подарок – Вашу книгу с любезной надписью. Хотя моим родным языком всегда был русский, родною землей для меня всегда была земля украинская – Кировоград и его округа. Если Вы удосужитесь, загляните, пожалуйста, в (известные, конечно, Вам) «Воспоминания» Софьи Виталиевны Тобилевич, второй жены Ив. Карповича: Вы найдете в них добрые слова о моем отце – Александре Карловиче и рассказ о его взаимоотношениях с Тобилевичами. Связи моей семьи, особенно – когда мне доводится бывать на Украине, – крепки и живы во мне; с любовной болью я часто, очень часто возвращаюсь к своему детству, а влияние детства надо мною я всегда ощущаю – где бы я ни был на белом свете.
Очень бы хотелось мне встретиться с Вами еще раз – но в обстановке не столь многолюдной, как при первой встрече с Вами, чтобы снова перебрать дорогие для меня имена.

Одновременно с этим письмом посылаю Вам свою книжку – не без трепета, столь естественного в моем положении дебютанта. С Вашей поэзией я знаком еще с тех давних времен, когда у Вас только что вышли «Тринадцята весна» и «Під осінніми зорями». Тем понятней моя робость: ее корни уходят в далекое прошлое.

Желаю Вам здоровья и счастья.

Искренне уважающий Вас А.Тарковский.

P.S. Дорогой Максим Фаддеевич! Я заболел, написав Вам, и болел долго и противно: сердце и нога. Прошу простить за опоздание. Пользуюсь им, чтобы поздравить Вас с Новым годом и пожелать Вам здоровья, сил, счастья, новых книг!
Искренне Ваш А.Тарковский
Москва А-319
ул. Черняховского, 4, кв.162.
(Відділ рукописних фондів і текстології Інституту літератури ім. Т. Г. Шевченка НАНУ. - Фонд 137. - Спр.7226).

Лист другий

13 октября 1963
Дорогой и глубокоуважаемый Максим Тадеевич!
Старые суеверия подчас находят новые обоснования; сегодня – 13-го – мне приходится писать Вам по двум очень огорчительным поводам. Во первых: из хутора «Надії» пришло письмо от моего родственника и друга детства Андрея Тобилевича. Пишет он, что областные кировоградские – (промысовые!) (так в оригіналі. - В.П.) – организации пошли решительным штурмом на усадьбу Карпенко-Карого, дабы передать заповедник не то под пионерский лагерь, не то под дом отдыха. Андрей совершенно правильно, на мой взгляд, пишет, что эта святыня украинского народа нуждается в немедленной и очень активной защите. Не думаю, что мое письмо произвело бы какое-нибудь впечатление на министра культуры Украины. Чувствуя свою слабость, я и обращаюсь к Вам с просьбой принять во внимание тягостное положение хутора «Надії» – и поговорить с министром? написать ему? просить Союз писателей Украины вступиться за память Ивана Карповича?
Зная нрав Андрея Тобилевича, я боюсь, что Вам, Максим Тадеевич, он и не написал, хотя Ваше слово – наиболее авторитетного ревнителя памяти Тобилевича – было бы самым весомым. Я говорил по этому поводу по телефону с И. С. Козловским: он пообещал написать в Киев и сделать все, что от него может зависеть. Должен Вам сказать, что хутор называется «Надіей» в память моей родной тетки – таким образом – для меня, глубокоуважаемый Максим Тадеевич, это и семейное дело. Вот почему моя просьба принять всевозможные меры – вдвойне «слезная» просьба. Когда мне приходилось бывать на хуторе – самый воздух его, его земля – давали мне всегда наиболее полное и острое ощущение родины. Как же мог бы я найти в себе силы не побеспокоить Вас этим письмом, дорогой Максим Тадеевич?

Второй – также печальный повод к написанию этого письма – то положение, в которое вновь попадают писатели-переводчики. В Совете министров предстоит обсуждение (выдвинут хозяйств/енные/ и финанс/овые/ организации новый проект) авторского права переводчиков вообще: технич/еской/ литературы, политич/еской/ и проч/ей/ – и в том числе – переводчиков художественной литературы. Если этот проект пройдет, то торжество Пермяка и иже с ним – неминуемо. Бюро (новое) творч/еского/ объединения Моск/овской/ организации Союза писателей, где я зам/еститель/ предс/едателя/, уже переслало Вам соотв/етствующие/ документы. Надеясь, что Вы – (вспомним, хотя бы, «Пана Тадеуша») разделяете нашу убежденность в том, что поэт-переводчик – это прежде всего – поэт и не совсем то же, что переводчик технич/еской/ литературы, прошу лично от себя и от всех, кто несет ответственность за судьбу искусства стихотв/орного/ перевода в нашей стране – вновь проявить свой рыцарский огненный темперамент – и вступиться за дело, которое – увы! – вновь стоит под угрозой уничтожения.
Все это я позволяю себе писать Вам, искренне почитая Ваш высокий дар и глубоко уважая Ваше доброе сердце.
Любящий и искренне уважающий Вас Арсений Тарковский.

Пишу Вам, Максим Тадеевич, по адресу, который мне дал А.И.Дейч.
(Відділ рукописних фондів і текстології Інституту літератури ім.Т. Г Шевченка НАНУ. - Фонд 137. - Спр.7227).

Заслуговує на увагу той факт, що поезія Максима Рильського знаходила у душі юного Арсенія Тарковського глибокий відгук. Поетичні збірки, що їх він згадує, побачили світ ще в 1926-му, коли Арсенію було тільки дев'ятнадцять! За рік перед тим він перебрався до Москви, щоб продовжити навчання, проте нові видання Рильського все ж помітив. Можливо, сталося це під час якогось із приїздів додому, в Єлисаветград?

У кожному разі, про творчий зв'язок поезії Арсенія Тарковського з лірикою київського «неокласика» Максима Рильського варто поміркувати дослідникам...

Володимир ПАНЧЕНКО